16 июля
Растущая луна то появлялась, то исчезала в верхней части окошка, следуя за мной по изгибам железной дороги. Тени от мелькающих деревьев тонкими паутинами падали на стёкла, соскальзывали на стол и пропадали, сменяясь новым узором. Колёса грохотали на стыках рельс, и вторя им, в пустом стакане из-под чая, позвякивала ложечка. Звук этот казался странной колыбельной. Подобрав под себя босые ноги, я откинулся на спинку дивана. Ветер, летящий в окно, на поворотах с особым усердием трепал ворот расстёгнутой рубашки и короткие, едва достающие до плеч волосы. Шкодница фэйри отстригла-таки в два раза больше, чем её просили, да ещё и намеревалась учинить некую модную стрижку. Лучше бы сам этим занялся! Поджигая касанием пальцев табак в трубке, я глянул в окно, ставшее на мгновение тёмным зеркалом. Морока на мне не было и в запылённом стекле в полупрофиль отражался юноша лет двадцати. Паровоз опять поворачивал, и свет луны заглянул внутрь купе, стерев моё отражение. Очередной порыв июньского ветра шепнул о предстоящем дожде. Но дождь мы, скорее всего, проскочим и приедем в Краков душным и всё ещё солнечным вечером. Ну и к лучшему, пожалуй. Не будет соблазна нежданно-негаданно заявиться к Габриэлю, который там сейчас то ли по работе, то ли в ожидании таковой. К тому же, визит мой и вправду станет нежданным. На сообщение, что я окажусь в Кракове проездом и могу ненадолго задержаться, пришёл короткий и сухой ответ, что сейчас совершенно не подходящее для этого время. Гаденькая мысль, что он до сих пор сердит на меня за весеннее происшествие и попросту не хочет видеть, так и крутилась в голове. Думать об этом не хотелось и я потянулся к столу, к записной книжке. Оттуда торчал краешек сложенного вчетверо письма от Мартьяна, уже порядком протёртого по сгибам. "Здравствуйте, Даниил Сергеевич! Простите, что пишу несколько сумбурно - не спал почти сутки. Мне очень нужен Ваш совет! В Cтарых Ключах прошлой ночью произошло событие, для которого у меня не нашлось рационального объяснения. Постараюсь изложить всё по порядку, чтоб не упустить чего-либо важного. Итак:" Далее несколько строк он безжалостно вымарал, разве что не изорвал бумагу. "Примерно во втором часу пополуночи всё наше село проснулось от громких криков. Кричал мальчик-подпасок. Он накануне поднялся со своим старшим братом и небольшой отарой на пастбище рядом со старой пасекой. Мальчик был страшно перепуган, весь в ссадинах и испачкан в траве и земле. Ни что произошло, ни где его брат, он рассказать не мог, только указывал пальцем в сторону, откуда бежал, и плакал. Как потом выяснилось, дети благополучно довели овец до места, где, пропастушив несколько часов - примерно до одиннадцати вечера, заперли их в старый загон. Сами расположились на ночлег неподалёку от заброшенного сруба. Через некоторое время старший брат услышал странные звуки. Пса при них не было, поэтому неладного не заметили сразу. Места у нас обычно спокойные, хоть волки и медведи встречаются здесь, но уже много лет не осмеливаются тревожить пастухов, если те не слишком удаляются от заселённых мест. Старший разбудил младшего и, взяв палку, пошёл проверить овец. По словам младшего, среди отары стояло что-то огромное, а далее он ничего не мог связно припомнить, только то, как бежал вниз по ночному лесу, стараясь не упасть. Как только мальчика завели в дом, несколько человек - родня, а также многие мужики и парни, вооружились и пошли в горы. Я, взяв ружьё, также отправился с ними. Довольно быстро мы вместе с собаками поднялись к старой пасеке. Множество факелов осветили зловещую картину. Овцы, что остались живыми, толпились, жалобно блея, в углу вытоптанного загона. Двоих овец с растерзанными шеями мы нашли у самых деревьев и ещё восьмерых на лугу. Я потом рассмотрел их при дневном свете, почти у всех хорошо видны были четыре глубоких длинных пореза. Старший мальчик отыскался невредимым, он лежал внутри сруба. Его привёл в чувство фельдшер, который, за неимением в селе врача, отправился с нами, чтобы в случае чего оказать посильную помощь. Произошедшее оказало на мальчика такое влияние, что фельдшер боялся, как бы с ним не случилось нервной горячки, и расспросы решили оставить до утра. Ребёнка укутали и снесли вниз, домой. Я же и ещё несколько человек остались осматривать окрестности, но никакого зверя не обнаружили, а с собаками вышла досадная и необъяснимая нелепица! Хорошие чутьистые псы, натасканные для охоты, следа не взяли, только мотали мордами, хоть к ногам и не жались, но идти отказывались, пребывая, как мне показалось, в полной растерянности. Более ничего не нашли, и я возвратился домой. От всего случившегося спать я больше не смог и, как только рассвело, пошёл вместе с мужиками на место ночного происшествия. Там на крыше сруба нашёлся баран, который должен был защищать отару. Ночью мы не заметили его, потому что не подумали искать что-то вверху. На светлой шерсти выделялся смазанный, но вполне различимый кровавый отпечаток большой растопыренной пятерни! А в одном месте, среди следов, которые мы вчера не затоптали, нашлись наконец и волчьи, но вместе с ними и странные, прежде никем не виденные! И среди них несколько отчётливых отпечатков больших человеческих ног! Все они были причудливо перемешаны, словно волк топтался там вместе с босым человеком и ещё кем-то. Тут же пошли среди сельчан разговоры про нечисть. Но самое фантастичное то, что рассказал старший пастушок - выбежав к отаре, он увидел волка - и, не помня себя, кричал, чтобы брат прятался или убегал. Сам же побежал на зверя, надеясь испугать его криком, и махал палкою. Волк, оставив жертвы, и в самом деле испугался, или что-то другое заставило его насторожиться - и он побежал. Но не просто побежал - совершая странные прыжки, он у самого леса, едва различимый, как показалось мальчику, стал огромным, встав дыбом на задние лапы! Чудовищный зверь не сразу ушёл - и это его преображение так напугало ребёнка, что он забился в ближайшее укрытие. Даниил Сергеевич, неужели нам собирать облаву на оборотня?! В прошлом в наших краях уже была подобная история. Более века назад, у нас, тогда ещё просто в деревне Ключи, на самой окраине нашли тело молодого не знакомого никому парня, убитого диким зверем, а вокруг него, на снегу (тогда был конец зимы), видели странные следы. Вроде бы волчьи, но очень уж крупные. Зима в тот год выдалась суровой, и все решили, что оголодавший зверь выбрал себе лёгкую добычу. Конечно же, собрались охотники и прошлись по окрестным лесам, выслеживая людоеда. Сколько-то волков подстрелили и на этом успокоились, так как до лета было тихо. А летом зверь убил кузнеца с его молодой женой. Дом кузнеца стоял на отшибе и никто ничего не слышал. Жену его нашли в постели, зверь только перекусил ей горло, но больше не тронул. Колыбель рядом с кроватью была вся залита кровью, от младенца почти ничего не осталось. Тело самого кузнеца кто-то кинул в колодец и оно всё было истерзано зубами и лапами. И снова во дворе и в доме были следы крупного волка. А на белёном боку печи, на самом видном месте, остался кровавый отпечаток, похожий и на человеческую ладонь, и на звериную лапу. Всё хозяйство кузнеца после этого сожгли. Погибших отпели и похоронили. А на третий день у могил нашли следы, точно такие, как в доме. В тот год, и долго ещё потом, искали у нас убийцу, но никак не могли найти. Думали то на волка, то на душегуба с собакой. Даже отправляли из города специально снаряженный отряд солдат, о чём сохранились записи, но никого поймать не удалось. А сейчас опять такие события! Очень нужен Ваш совет! Отец наш уехал по делам в Вену и вернётся только через две недели, а я совершенно не знаю, что теперь делать! Заранее благодарю Вас за всё. С искренним уважением М. Туренко. P.S. Если возможно - телеграфируйте поскорей! Я буду ездить на станцию каждое утро." Сложенное письмо отправилось обратно в записную книжку. Что бы там у них ни произошло, идиотский розыгрыш односельчан или не менее идиотская выходка двуликого (впрочем, в последнее мало верилось), Мартьян был встревожен не на шутку. Похоже, он и в самом деле ежедневно ездил на станцию, ожидая моего ответа. Вот так и получилось, что через неделю после изложенных в письме событий и обмена телеграммами, я собрался в путь. Но, если быть честным, сподвигло меня на это не альтруистичное желание помочь жителям Старых Ключей в поимке загадочного вовкулака, а мои домашние. На Вечернем бульваре бродил по комнатам Юстин и бормотал под нос содержание учебников. Не поступив в университет с первой попытки, волчонок не сдавался и всё бы ничего, но заучивать вместе с ним химию и биологию я не хотел. А на Озёрной за мной по пятам ходила Фаэ, каждодневно расписывая прелести путешествий. Желательно далеко, или хотя бы на две недельки. Я уже успел много в чём её заподозрить, но в итоге всё оказалось не так зловеще. Девчонка призналась-таки, что ждёт в гости давнюю подругу. Представив, что обычный, по-домашнему милый, дурдом может удвоиться, я с радостью, как знак с небес, воспринял письмо Мартьяна. Сомневаюсь, чтобы он считал меня специалистом по отлову ликантропов - поводов к тому, я, насколько помнится, не давал. Но наши беседы и переписка, состоящие исключительно из тем о загадочном и сверхъестественном, наложили некий отпечаток на мою персону в его восприятии. Юноша всей душой жаждал соприкоснуться с чем-то эдаким самолично. И вот, судя по письму, дождался… 17 июля
На главной станции Кракова, как я и предполагал, мы оказались только к вечеру. По расписанию должны были в четыре, но прописанный график прибытия поездов с тем, что получалось на самом деле, уже давно и сильно разошёлся. Над городом бушевал ливень. Вспышки молний высвечивали перрон с извечной суетой и спешкой пассажиров. Если я не ослышался и правильно разобрал в шуме слова кондуктора, то и здесь мы снова задержимся - минут на десять. Раскурив трубку, я устроился на диване, закинув ноги на столик. Соседей по купе у меня не было, да и быть не могло. Слишком много пришлось бы соблюдать условностей и прочей чепухи в чьей-то компании. И так уже от моего окна кто-то шарахнулся, не иначе, как заметив вполне даже приличные носки. Полистав купленные ещё на вокзале в Праге газеты, но так ничего и не прочитав, я отложил их в сторону. На развороте достаточно крупным и оттого бросающимся в глаза шрифтом выделялась строчка, что в Германии в результате схождения паровоза с путей погибло 47 человек. Равнодушно скользнув глазами по списку фамилий, я ненадолго споткнулся о славянское имя - Ульянов В.И. Погода располагала исключительно ко сну. Дождавшись, когда паровоз тронется с места, я улёгся так, чтобы можно было видеть проплывающие за окном пейзажи. Где-то глубокой ночью мы проехали через Львов. Казалось, что машинист, навёрстывая упущенное в остановках время, всё разгоняет и разгоняет машину. Дождь давно остался позади. Мелькающие за окном картины окончательно слились в единую темноту, и я наконец-то опустился на самое дно глубокого сна. За распахнутым в ночь окном, над горами, мерцали мириады звёзд. Ветер принёс долгожданную прохладу и в его прикосновениях к траве и листьям растворились остальные звуки. Только негромко, вторя шорохам сада, перешёптывались листы лежащей на подоконнике книги, да тикали в соседней комнате часы. Небо затягивали лёгкие облака, но для меня света оставалось достаточно, чтобы прочесть: "Мечтательный вечер над лесом дышал безмятежно, От новой Луны"… 1 Страница вздрогнула, качнулась, и строчки переменились. У окна, переплетая длинную тяжёлую косу тёмно-русых волос, стояла девушка. Невысокая, со странными, в полумраке почти прозрачными голубыми глазами. В светлой ночной сорочке, она походила на привидение. Тонкие руки с изящными пальцами, казалось, светятся бледностью, но это было обманом зрения - солнечный свет оставил на её коже лёгкий загар. Неожиданно встрепенувшийся ветер перепрыгнул с деревьев в комнату, сдул на пол крошки из стоящей тут же, на подоконнике, тарелки с недоеденным кусочком хлеба и кружком колбасы. Громко перелистнул страницы, пробежался под столом, тревожа кисточки бахромы на вышитой скатерти и затих в шторах. Девушка с испуганным вздохом приложила руку к груди, оглянулась назад, затем покачала головой и улыбнулась. Ветер осторожно, будто его только что пристыдили, вытекал обратно за подоконник, медленно переворачивая страницы. "На бледно-лазурном стекле Расписаны ярко узоры. Цветы наклонились к земле, Скала убегает к скале," 2 Девушка опустила руку, коснулась бумаги, останавливая шелест, вгляделась в строчки. Затем закрыла книгу и бережно переложила на стоящий у окна стол. Я открыл глаза. Размеренное покачивание вагона отдавалось пульсацией в висках. Рука, подложенная под голову, затекла и, похоже, замёрзла. Морщась, я осторожно вытянул её, пытаясь размять пальцы. Небо затянуло тяжёлыми облаками, и вокруг, несмотря на открытые шторки, царил полумрак. Какое-то время я лежал, чувствуя, как паутинки теней самовольно вытекают с кончиков пальцев, оплетая купе. Сделалось отчего-то тоскливо и пусто. Даже храп за тонкой преградой стенки казался иллюзорным, словно я проносился сквозь ночь на абсолютно пустом паровозе… Понимая, что снова уснуть не получится, я сел, зябко кутаясь в плед. То, что я видел во сне сестру Мартьяна, было несомненно. И книгу на подоконнике я тоже узнал. Но вот к чему всё это?.. Раскурив трубку, я долго смотрел в окно. Там продолжением сна проплывали погружённые в темноту перелески, тянулась, словно вдогонку паровозу, бесконечная проволока телеграфа, мелькали тёмные окна озёр или изгибы речек. Призрачно-белыми стенами невысоких домов показалась на несколько мгновений деревушка на дальнем холме, без единого огонька, без движения. 18 июля
Прохладный ветерок шебуршал лежащей на столе газетой, колыхал края сдвинутых занавесок. Сквозь щель между ними просачивался тонкий луч, горячим пятном переползая со стенки мне на ладонь. Ночные тяжёлые облака рассеялись. А жаль... - Станция Каменка! - в дверь купе пару раз стукнули и, не дожидаясь ответа, пошли дальше. Я потянулся и ударился руками в стенку за головой. Зевая, наощупь попытался застегнуть пуговицы помятой светло-серой рубашки. Часы остановились ещё вчера, но, судя по освещению, было утро - не больше десяти. Весь мой багаж уместился в чемодан средних размеров, но очки затерялись в нём, казалось, безвозвратно. Со вздохом оглядев аккуратно сложенные Фаэ вещи, я всё же не решился перетряхивать их сейчас, надеясь, что фетровая шляпа не такая уж и плохая защита от яркого света. Подхватив чемодан и не дожидаясь полной остановки, я вышел в коридор. В тамбуре пахло пылью, дрянным табаком и малиной. Вместе с тёмным клубом пара полетел резкий звук паровозного свистка. Мимо протиснулся кондуктор в помятой форме, потный и злой. Двери он начал открывать ещё на ходу. - Следующая станция - Ужгород! - донеслось откуда-то спереди. Кроме меня, на маленький дощатый помост никто не спрыгнул. Я огляделся. Далеко слева стоял одноэтажный, некогда белёный домик. Под самой его крышей висела табличка с облупившейся краской. Надпись была едва читаема. Из домика, распугав ходящих перед дверью куриц и чуть не наступив на неподвижно лежащую собаку, вышел человек в фуражке и расстёгнутой рубахе, махнул зелёным платком. Паровоз сипло загудел, и тяжёлый состав медленно двинулся дальше, оставляя меня на пустом помосте. Постояв там с минуту, я неспешно спустился вниз по скрипучей лесенке, через щели которой ползла крапива. Станционный работник уже запер дверь и, насвистывая незатейливую мелодийку, шагал в сторону домов, едва видных за двойным рядом тополей и разросшейся изгородью невысоких кустов. После стука колёс и размеренного покачивания, тишина и неподвижность одуряли. Паровоз уже давно исчез в дрожащем над горизонтом воздухе, а встречающих так и не было. Вдалеке замычала корова, квохтали курицы, качался высокий некошеный бурьян. Трубка запропастилась куда-то вместе с очками, и я, сорвав невысокую травинку, нервно покусывал её. После десятиминутного хождения туда-сюда начало казаться, что я вышел не на той станции. Единственная ведущая к рельсам дорога оставалась пуста. Вздохнув, я поставил чемодан на сомнительной чистоты лавку около домика и, плюнув на последствия для брюк, уселся сам. Тень медленно уползала. Собака, которая сперва показалась свежесдохшей, проснулась и передвинулась ближе к скамье. На моё соседство ей было наплевать. Где-то через полчаса, хотя, может, и раньше, по дороге из-за низких мазанок вывернула телега. Приземистая рыжая лошадь, словно не чувствуя жары, размеренным шагом подтягивала седоков к станции. В телеге сидели два мужика. Один правил, второй что-то рассказывал ему, возбуждённо взмахивая руками. Щурясь от яркого света, я сплюнул травинку в сероватую мягкую пыль под ногами. Паровоз подошёл вовремя, а здесь это, видимо, великое чудо и придётся мне ждать Мартьяна в лучшем случае ещё с полчаса… Телега пропылила к помосту и замерла. Возница слез, передал вожжи соседу и пошёл к станционному домику. Не доходя пары шагов, он стал, неуверенно окинул меня взглядом, посмотрел на рельсы в обе стороны. - А… ваш благародие, паровоз-то туточки останавливался? - Полчаса как останавливался, - кивнул я. - А-а… - задумчиво протянул он. - Вы, никак, Данил Сергеич будете? - Он самый, - я с недоверием покосился на транспорт, что должен был отвезти меня в Старые Ключи. Из-за высоких бортов явственно раздавалось похрюкивание молодого порося. Сидящий на облучке попутчик вытащил из-под сена бутыль с мутной жидкостью и жадно приложился к ней. - Вы ж это… Садитесь на телегу, - без разрешения ухватив мой багаж, мужик потопал обратно, оглядываясь и щербато улыбаясь. - Меня Прохором звать. Вы звиняйте, что без комфортов, мы ж вас на бричке встречать хотели, так она позапрошлого дня сломалась, а починить-то не успели - покос, вот на телеге и поехали. Мартын Дмитрич заняты сейчас. Извинения передавали, что самолично встретить не могут. Вот так и получилось... А это свояк мой, Павлуша. Павлуша широко улыбнулся, блеснув железным зубом. - А далеко ли ехать? - я взобрался на транспорт. Скамеек не было, только высокие охапки сена. Один из мешков, лежащих у передка телеги, лениво пошевелился, открывая низ во влажных пятнах, и звонко хрюкнул. - Та нее-е, - глуховато ответил Павлуша. - Ещё засветло будем. Я вскинул бровь, разглядывая видные через верхушки тополей горы, расплывчатые от яркого света. Из писем Мартьяна, Старые Ключи казались мне гораздо ближе от станции… Сел я подальше от возницы и мешка с поросёнком, отметив, что к борту телеги привязали несколько головок чеснока. Не иначе, как для отпугивания оборотня. Лошадь неспешно развернулась, отправляясь в обратный путь. Пустой дощатый помост, отдаляясь, всё больше и больше напоминал эшафот без виселицы… Телегу основательно тряхнуло и я распахнул глаза, выдираясь из очередного пустого сна, а может быть, и обморока. Под опущенной на лицо шляпой дышать было нечем, я приподнял её за край и тут же сощурился. Солнце так и остановилось высоко в небе, не собираясь ни на миллиметр двигаться с места. А мы, казалось, всё так же едем по пустой бесконечной дороге среди полей. В душном, пахнущем травами и пылью безветрии зависал редкий стрёкот кузнечиков. Жара обволакивала, давила на грудь. И ни ветерка, ни единого движения воздуха! Идиотское решение съездить в Старые Ключи, отдохнуть, а заодним помочь Мартьяну, я уже давно проклял, а из мыслей в голове крутилась только одна - оказаться бы сейчас в тёмном прохладном месте! В дополнение к жаре и свету, меня укачало. - Вы тамочки как? - мужик на облучке в который раз обеспокоенно оглянулся на меня. Родственник рядом с ним уже не сидел. Где и когда он сошёл, я не помнил. Отвечать что-то ни желания, ни сил не было. Я вяло отмахнулся, тут же почувствовав, как противно прилипла к телу рубашка. Мужик, покачав головой, отвернулся обратно к дороге и негромко забормотал сам с собой: - И ведь ещё не такая жара, чтоб совсем уж... Но и не маленькая, конечно. Вот всегда ж так, то Прохор довези пива, то сметаны там... А оно ж киснет, по жаре-то. И громче, обращаясь ко мне: - Вы уж это, потерпите. Недолго туточки осталось. Промелькнула дурная мысль, что осталось мне и вправду недолго... В следующий раз меня разбудила тень. Высокие деревья вразнобой стояли по обе стороны дороги. Звуки плыли - перестук, бренчание цепи, дребезжащее меканье козы и далёкие людские разговоры. Из-под края шляпы видно было только основания домов, сложенные из грубых камней с глиной. Справа от телеги широко колыхались синие полосатые штаны. Кто-то говорил с Прохором. - Шо, кум, кого везёшь? - Да гость это, к барчуку. Бричка-то у нас сломалась, ось же треснула, а Митроха-то пьяный лежал, ох Мартын и кричал, уж всяко-разно. Да он сам-то ещё поехать не мог. Ефим так всё уговаривал вместе с ним ехать. Очень уж его проняло, с покойника-то… Я, говорит, как буду им про следы толковать? Они ж, говорит, учё-о-оные там - не поверят. Скажут ещё, что я выпимши был, вот мне и почудилось. А Мартын Дмитрич - он складно говорит, умеет это... с дохазательствами всё, обстоятельно. - Да, дурная смерть, - идущий рядом с телегой мужик звучно харкнул в сторону. - Сам я не видал вблизи, но дьяк, когда к нам за квасом заходил, он сразу сказал - дурная, мол, это смерть, и не от человечьих она рук, но и не от звериных. Покойника-то он отпевать будет. В дороге-то как, спокойно было? - Дорога - ничего - тихая. А я ж это, свояка ещё подвозил! Всё равно на станцию ехать хотел, вот и получилось. Рассказал, чтоб они тоже береглись там, чтоб старосте ихнему доложил что как. - Это хорошо, что предупредил, правильно. А гость-то откуда? - Да с заграницы, с Англии. Но вроде нашенский. Авдотья рассказывала, барынька-то только о нём всю неделю и твердит. Фамилия у него чудна́я, только запамятовал. Спит всё. Непривыкший. - Может, напекло его? - Напекло, не напекло - всё уже дома считай. Голоса наплывали волнами. Когда я всё же приподнял шляпу, всё вокруг закачалось. Проплыла высокая церковь с колокольней, бело-коричневая, в чёрных росчерках редких стрижей. За нею, всё ещё высоко, висело в облаках уже не такое жаркое солнце. Мазанки, бревенчатые хаты, пышная зелень - всё мешалось в пахнущее коровьим навозом и сухим сеном лоскутное одеяло. Мы переехали по дощатому мосту то ли мелкую речку, то ли глубокий ручей. Слева потягивало ветерком. За крутым поворотом открылась ещё улочка - и мы въехали через широко распахнутые высокие ворота в большой двор. Потихоньку подтягиваясь за борт, удалось сесть. Всё пространство вокруг покрывали охапки сена, несколько телег стояло у высоких строений, куда на вилах сносили привезённое. По левую руку был двухэтажный дом. Телега рывком стала и высокое небо потекло на деревянную светлую крышу. Зазвенело ведро, в которое плескали воду. Холодную, наверно… Громкий женский голос пробуравил висок. - Проня! Чего ты здесь розвальни поставил! Съезжай! - Дак Мартына надо, гость туточки. - Гооость? Да он у тебя сомлел давно! Батюшки, да чего ты стоишь! Наверно я опять сполз на сено, а глаза закрылись сами собой, потому что дальше я только слышал, да чувствовал через тени, как задребезжало ещё громче ведро, устало разворчался Прохор, а потом мокрая ткань опустилась мне на лицо, облепив лоб и виски прохладой. Да встревоженный девичий голос откуда-то издалека заторопил: - Ну что же вы! Быстрее! Быстрее заносите в дом! Вынырнув из темноты пустого сна, я оказался в полумраке комнаты. Бледным прямоугольником выделялись на окне занавески в голубой цветочек. За ними просвечивал горшок с тощим растеньицем. Как я сюда попал - не помнил совершенно. Уж точно не сам дошёл - брюки и рубашка, правда, расстёгнутая, остались на мне. Осторожно сев на кровати, пахнущей свежим бельём и немного полынью, я оглядел комнату. Шкаф, стол, книжные полки над ним, стены, обшитые планками из светлого дерева. В доме ещё не спали - снизу раздавались голоса, с лёгким скрипом затворилась дверь. Я встал, прислушиваясь - Мартьян был где-то внизу, но не в доме. Ходики на дальней стене безмолвно показывали половину второго. На столе под ними, на светлой льняной скатерти, стоял стеклянный кувшин с водой. Оба стакана на кружевных салфетках я проигнорировал. Вода была восхитительна - прохладная, почти холодная. Тут же захотелось умыться ей, а ещё лучше - ополоснуться. Отыскав под кроватью ботинки, я вышел из комнаты, запнувшись-таки о поставленный к самой двери чемодан. Снаружи оказался коридор с ещё шестью дверями и незашторенным окном, сквозь которое видны были тёмные силуэты гор. Вниз вела крутая лестница с резными перильцами, устланная полосатым цветастым половиком. Никто мне пока не встретился, и короткий коридорчик внизу предоставлял гадать, за которой из дверей отыщется умывальник. Наугад взявшись за ручку ближайшей, я толкнул её и вышел на улицу, тут же столкнувшись с девушкой в светлом платье. От неожиданности она негромко ойкнула и отшатнулась назад. - Прошу прощения, мисс. А где у вас тут уборная? - тут же подумав, что совмещённые удобства здесь вряд ли предусмотрены, я добавил: - И где можно умыться? - В конце дорожки, - девушка махнула рукой в ярко освещенный луной сад. - А умывальник здесь рядом, по правую руку. Поблагодарив, я отправился в указанном направлении и только на полпути понял, что мы говорили на английском. Значит, это была Елена. Даже странно, что видев во сне, наяву я её не узнал. Умывальник стоял у ряда смородиновых кустов, и казалось, что всё вокруг пахнет только ими, да ещё мёдом. Сняв рубашку, я ополоснулся по пояс и попытался вытряхнуть из волос сенную труху и травинки. В последнем не особо-то и преуспел. Едва различимый свист плыл в воздухе. Я поднял голову - небо, бесконечно глубокое, спокойное, перемигивалось звёздами, и на фоне его, в прозрачном свете луны мелькали летучие мыши. Лунное сияние лилось сквозь ветви кустов, очерчивая резные края листьев. В мягкой темноте яркими пятнами выделялись белые и кремовые пионы. Неназойливый стрёкот кузнечиков и прочей мелочи, тихое птичье пенье, слабое эхо голосов... Как же давно я не был на самом деле далеко от города! И как же сильно не походило это ночное спокойствие на то, что я помнил у Змея в Черноталово… На перилах у дома, на самом видном месте, висело полотенце. С благодарностью обтеревшись им, рубашку надевать не стал, решив, что до комнаты как-нибудь проскользну по теням, а уж там и переоденусь. Более-менее приведя себя в должный вид, я вновь спустился на первый этаж, откуда слышны теперь были голоса Мартьяна и Елены. Открыв двустворчатую дверь, я шагнул в просторную комнату, освещённую густым жёлтым светом стоящей на столе керосиновой лампы. - Добрый вечер. Елена, сидящая у окна, обернулась на моё приветствие, так и замерев с чашечкой в руках. - Даниил Сергеевич! - Мартьян поднялся из-за стола мне навстречу и сразу засуетился. - Как вы себя чувствуете? Я очень извиняюсь, что не смог лично вас встретить! - Не надо извиняться, со мной всё в порядке. - И всё же! - он отодвинул стул. - Присаживайтесь, присаживайтесь. У нас, правда, всё по-простому. Мне очень стыдно, что я обещал, но так и не встретил вас на станции. Я устроился на предложенном стуле. Комната, за исключением небольшого пространства вокруг стола, тонула в мягком полумраке. - Ничего, я же добрался, - врать, что поездка, да и ожидание, были приятными, я всё же не стал. - Я слышал, что у вас тут ещё что-то произошло? - Да!.. Именно поэтому у меня и не получилось. Елена, с лёгким вздохом выслушивая уже явно не первые за сегодня слова раскаяния от своего брата, не дожидаясь моего явного согласия, взяла чистую чашку и налила чаю. Этот жест был удивительно уютен. Мартьян,наконец-то присев на своё место, словно вспомнил что-то и заговорил ещё быстрее. - Даниил Сергеевич, позвольте представить вам мою сестру, Елену Дмитриевну. Девушка мило склонила голову, к счастью, нисколько не смущаясь и не жеманясь. - Можно обращаться ко мне просто Елена. - Очень рад нашему знакомству, - я искренне улыбнулся девушке, отметив, что в сновидении она выглядела иначе. Сейчас, при мягком свете лампы, сестра Мартьяна ничем не походила на привидение с почти светящимися глазами. - Так что у вас тут произошло? - я принял чай и с удовольствием вдохнул ягодный аромат. Первоначальный замысел - отдохнуть от городской суеты в Старых Ключах за поимкой маловероятного оборотня, рассыпался ещё на станции, пока я полчаса ждал Мартьяна на пыльной скамейке. Сейчас же я совершенно не представлял, чем смогу помочь, но настроение было на редкость флегматичное. Мартьян оглянулся на сестру, словно собирался испросить разрешения, но первой заговорила Елена: - Произошло убийство. Брату пришлось отправиться в земство и сообщать об этом, староста один ехать отказался наотрез. - Да, - закивал Мартьян, - Ефим Алексеевич человек хороший, серьёзный, но робеет перед начальством… Сегодня в половине шестого утра он пошёл к свояку на покосы, помогать. А на половине дороги - там место приметное, берег пологий - наткнулся на тело. Обезображенное, еле опознали. Тут же послали за мной - покойный - Семён, ещё в самом начале лета нанялся к нашему отцу. Он был очень хорошим плотником… Ума не приложу, что он делал в том месте ночью! Вчера вечером я сам видел, как он уходил спать. И ведь в отличие от наших, он даже выпить особо не любил! - юноша вздохнул, опуская глаза. - Я когда его увидел, сперва не поверил. Всё в лохмотьях, лицо разодрано… И укусы - это были именно укусы! Ни с чем не спутаешь! Зверь сначала разорвал ему горло, а потом как попало кусал и рвал, словно бешеный. Я пришёл чуть раньше, чем мужики с собаками. И поклясться могу, что следы вокруг покойного были те же самые, что и в горах, когда это существо напало на овец! Следы я к сожалению зарисовать не успел. Набежала целая толпа и всё мгновенно затоптали, хотя я велел не подходить к телу. Куда там!.. - он махнул рукой, едва не задев чашку. - И собаки след взять не смогли, как в прошлый раз. Охотники подтвердили, что кусал большой зверь, но укусы хоть и выглядели страшно, оказались неглубокими, кроме того, который убил Семёна. - А можно ли будет взглянуть на тело? - по описанию, на выходку двуликого всё это мало походило, но кто знает… - Можно, - кивнул Мартьян, - полуночи ещё нет, отпевают, должно быть. Мы оплатили похороны, пока доищешься родни, жара... Если мы тихонько, незаметненько,.. не погонят, я думаю. - Тогда прямо сейчас и пойдём, - я поднялся из-за стола, намереваясь пожелать Елене доброй ночи. - Я вас дождусь, - девушка невозмутимо пододвинула к себе тарелку с пирожками, опережая предложение брата отправиться спать. - Мне очень хочется узнать ваше мнение о происходящем, - обратилась она уже лично ко мне. - Ладно, - Мартьян подобрал со спинки стула большую рубаху из плотного небелёного полотна, натянул поверх своей и отряхнулся. - На улице комары, - он покосился на мою рубашку, - я могу принести охотничью куртку, через неё не прокусят. Ночь была довольно тёплая и я самоуверенно отказался. Широкая улица, залитая ярким лунным светом, уже давно спала - ни одного огонька в окнах, ни разговоров за ними. Только откуда-то далеко спереди доносился звук деревянной колотушки, с которой ночные сторожа обходят деревню. Первый комар впился в плечо, даже не предупредив тоненьким зудением. Смахнув паршивца, я тут же услышал второго, а за ним и третьего. Пришлось отводить Мартьяну глаза, чтоб слегка выпустить крылья, кутаясь ими в подобие защитного кокона. Теперь низкая луна, глядя нам в спины, вытягивала из-под ног чёткую длинную тень от Мартьяна и полупрозрачную, смазанную по краям, от меня. - Даниил Сергеевич, даже не знаю, как вас благодарить за то, что вы приехали! - Мартьян не сдержался и широко улыбнулся. Я промолчал, не став сразу разубеждать мальчика, что от моей помощи может и не быть особого толка. Надо хотя бы посмотреть на тело. Возможно, получится вытянуть что-то из памяти крови. Вряд ли убитый долго пролежал на жаре… Мартьян отогнал рукой очередного настырного кровопийцу. - После того, как Семёна нашли, единственное, что урядник сказал - с бешеной собакой мы и своими силами должны справиться… Но какая собака, или волк, пусть даже и бешеный, сможет оставить отпечаток человеческой ладони?! Я непроизвольно дёрнул углом рта в усмешке. Одного такого волка, вполне нормального, Мартьян знал. Но после нескольких бесед с Юстином, похоже, счёл двуликого неинтересным. Слишком тот был рационален в рассуждениях и стремился всё объяснить с точки зрения науки. - А не могло ли так случиться, что кто-то из местных, знающих ту старую историю, решил вот так, по-дурному, пошутить над ребятами? - Пошутить?.. - Мартьян остановился, удивлённо глядя на меня. - Но ведь Семёна убили! - Н-да, верно, вы говорили, что рядом с убитым были те же самые следы… - я замялся, понимая, что ляпнул совсем уж глупость. - А как далеко от села это место? - Где-то, - он задумался, - да, с полчаса ходьбы будет. Завтра с утра мы сможем вместе туда съездить. Туда даже дорога ведет - это покосы за кладбищем, за рекой. Тихое место. Скотину поить гоняют. Там и рыбачат. Это сразу за ивняком - видимо, в нём оно и пряталось, чем бы там ни было. Конечно, все следы уже затоптали, но осмотреться ещё раз, я думаю, не помешает. Вдруг мы что-то пропустили, как в тот раз, с бараном на крыше. За воротами дома, мимо которого мы шли, сбрехнул недреманный пёс. Как ни странно, другие собаки перекличку не подхватили. Мартьян перехватил мой слегка озадаченный взгляд. - Это тоже недавно началось. Двое суток назад. Ночью, где-то в горах, страшно кричала собака, я никогда такого не слышал. Теперь наши молчат. И ещё! Я совсем забыл, что не успел уже отправить вам последнюю телеграмму! В то же утро дети гоняли козлят на дальний выпас и видели издали в буковом лесу зверя. Огромного, как медведь, но все утверждали, что точно не медведя. Правда, у всех описание получилось разное… Зверь медленно пошёл в их сторону и ребята убежали оттуда. Двух козлят потом так и не нашли. Но ни следов крови, ни шерсти животных тоже не было. Вот, мы почти дошли, - Мартьян махнул рукой на увенчанный крестом шпиль, выглядывающий из-за верхушек деревьев. Впереди дома расступались от дороги, образуя небольшую площадь. Пустая и тихая, с широкой разбитой колеёй по центру, она уходила в дорогу с противоположной стороны. Правую сторону площади отгораживал низкий заборчик, за которым сквозь листву деревьев белели стены церкви. - Ещё год назад здесь всё совсем по другому выглядело. Мы стены на три года суриком покрывали, кое-где кирпичи пришлось заменять. Сейчас уже всё перебелили, а к осени думаем заказать голубой краски. Лет сто назад, рассказывают, она такая и была. Да и теперь уже неплохо - к нам на крестины и венчание издалека едут. Сейчас погляжу, отошёл ли дьячок. Отпевать он не любит... Мартьян, пригибаясь, подкрался к боковому окну, не задёрнутому занавеской, и осторожно заглянул внутрь. Долго щурился, вытягивая шею, потом хмыкнул и быстро направился к двустворчатой двери. - Я был прав - отошёл, не выдержал и нескольких часов читать, можно пока зайти и быстро поглядеть. Тем более мы ведь не из праздного любопытства, а по делу... Дверь отворилась без скрипа. Изнутри пролился слабый золотистый свет от свечей, горящих рядом с поставленным на козлы гробом. В углах светились красными угольками лампадки. Сильный запах свечного воска и церковных благовоний отчего-то перемежался с запахом бражки. - Надо побыстрее, - Мартьян крадучись прошёл вперёд, тронул край гроба, с любопытством, почти детским, заглянул внутрь, одновременно и сочувствуя почившему, и затаённо ужасаясь. В гробу лежал мужчина среднего роста, скорее жилистый, чем дородный. Его успели обмыть и обрядить в новые штаны и нарядную рубашку. Живот не был тронут. Голову закрывал платок с ритуальной вышивкой. Я убрал его, подцепив ногтями за край. От лица мало что осталось - зубы проскребли плоть до костей, почти содрали нос, не оставили ни глаз, ни щёк. Походило на то, что убийца не хотел, чтоб покойного опознали в лицо… Но, судя по рассказу Мартьяна, опознали Семёна быстро и, скорее всего, по одежде и телосложению. Горло было разодрано, но как-то странно - именно разодрано, изжёвано, а не вырвано одним укусом. Двуликий так бы точно не сделал, но есть ведь много чего и помимо двуликих… Следы укусов мне так ни о чём и не сказали. Мартьян, ещё раз бросив быстрый взгляд на покойника, повернулся ко мне спиной, глядя на алтарную часть. - Я пока послежу, чтобы дьячок нас не застал. Будет очень... неловко. Я приподнял тело - те жалкие остатки крови, что не успели вытечь, скопились внизу. Пересилив брезгливость, я всё-таки коснулся изменённым раздвоенным языком оставшейся в царапине крови. Теперь надо как-то заставить себя проглотить это… Из-за алтарной части раздалось сухое покашливание и высокий дискант начал заунывно петь молитву. Мартьян, чуть не подпрыгнув, обернулся, вцепился мне в рукав и буквально выволок наружу. - Ужас какой! - юноша всё ещё переживал увиденное. - Давайте скорее отойдём подальше. На всякий случай. Дьяк нас не заметил, но мало ли что… Вы когда-нибудь видели подобное? Ведь это совсем не собака! Человек тем более на такое не способен! - По правде сказать,.. - я сглотнул, борясь с подступившей тошнотой, - не уверен. От церкви мы отошли уже достаточно далеко, но я всё ещё прислушивался - не будет ли у дьячка хоть какой-то реакции на увиденное? Вернуть платок на место, как и выпавшую из перекрещенных рук покойника свечку, я просто не успел. Реакция была, но неожиданная. Дьячок протяжно и звонко икнул, сказав нетвёрдым, полным равнодушия голосом: "Грехи мои, грехи мои тяжкие…" - Так что же, вы думаете, это не оборотень?! Ясно было, что Мартьян видит единственным верным ответом "нечисть" и надеется, что я подтвержу его догадки. Я лишь покачал головой. - Для начала я бы хотел посмотреть места, где это существо напало на овец и на вашего работника. Память крови убитого понемногу открывалась. И самым последним и ярким было ощущение удара по затылку с левой стороны. Я поморщился, не успев вовремя отстраниться от чужих переживаний, и невольно вскинул руку потереть голову в том же месте. Мартьян заметил мой жест и сочувственно кивнул: - Комары у нас злющие, давайте поторопимся, может, отстанут. - А кто последний видел Семёна? - Наша кухарка - баба Маша, как раз после того, как он пошёл спать в холодный пристрой. Она ещё спросила Семёна, куда он так поздно, тот ответил, что до ветру. Это я тоже видел. Но после разговора с кухаркой Семён, озираясь по сторонам, чтоб ни с кем больше не столкнуться, добрался до дальней части огорода и перелез через забор, едва не зацепившись рубахой. А дальше скорым шагом, но уже не оглядываясь, направился к речке. - У него были знакомые, друзья, может, ухаживал за кем-то? - Нет, он же у нас пришлый. И молчаливый довольно. Никуда не ходил. Разве что в церковь и пару раз к фельдшеру. Образ этого фельдшера, Макара Филиппыча, тут же выплыл из чужой памяти. Мужичок маленького роста, щуплый, с хитрым прищуром и явно не дурак выпить. Слушай, ты меня так выручил, баба меня за эту дверь поедом ела, а у меня как раз в спину дало! Ты приходи за скотий спуск, где они поятся, сегодня ночью, когда темно будет. У меня спирт есть медицинский, он лучше любой водки! Мы с тобой порыбачим, там рыбалка чудесная, и по сто грамм примем под колбаску с чесночком. Ты только не говори никому! У меня баба страсть как злая, душу вынет, даже за стопочку! Почти не слушая, что говорит Мартьян, я пролистал память крови до первого визита Семёна к фельдшеру. Уж больно удачно он назначил место для рыбалки… В первый раз Семён пришёл к Макару Филиппычу, загнав в ладонь грязную занозу. Он сам её вытащил, но примочка из водки не помогла, стало нарывать. Филиппыч сноровисто вскрыл нарыв, выдавил гной и наложил повязку с вонючей мазью. Семён приготовился расплатиться, хотя деньги тратить не хотелось. Фельдшер участливо спрашивал, как так вышло, вызнавал, откуда новый человек. Попросил в услугу вместо денег выправить дверь хлева которую недавно вышиб нехолощёный бычок. Договорившись о времени, они разошлись каждый по свои делам. Через пару дней, за час починив дверь, Семён уже собрался уходить, но фельдшер придержал его за рукав и пригласил на рыбалку. Семён из мужской солидарности никому не сказал о встрече, ушёл втихаря и в весьма приподнятом настроении. Он редко давал себе волю, откладывая деньги на участок земли, а тут его от чистого сердца хотели немножко угостить. Скотий спуск был ему известен, и он пришёл на условленное место вовремя. Может, даже раньше, потому что Филиппыча ещё не было. Плотник глубоко вздохнул, словно пробуя прохладный воздух, пахнущий рекой. Ещё подумал, что вдруг баба всё же узнала про рыбалку и теперь у фельдшера скандал. Как бы вовсе не зазря сюда… - Даниил Сергеевич? - Мартьян тронул меня за локоть. Оказывается, мы уже вернулись обратно и стояли у раскрытых дверей во двор. - Да?.. - я тряхнул головой и вновь потёр затылок. - Простите, Мартьян, я задумался. А фельдшер у вас, случаем, не левша? - Нет, вроде… точно нет. Правша. А к чему вы спрашиваете? - удивился Мартьян. - Да так, может, и не к чему. Проходя за Мартьяном во двор, я решил, что этого Филиппыча всё равно стоит проверить. Даже если он пришёл на условленное место и, увидев труп, попросту сбежал, из страха не став никому ничего рассказывать. Сегодня или завтра ночью прочту у него память крови. Как знать, может, увижу что интересное. До умывальника мы прошли в обход дома по другой дорожке, перечёркнутой слабым светом из окна. У сада, навстречу нам, вылезла из будки большая палево-белая собака и вслед за нею два почти круглых щенка. Слабо вильнув Мартьяну хвостом, сука уставилась на меня, беззвучно выщерив зубы. Да, собаки меня никогда не любили. Дождавшись, когда Мартьян вымоет руки, умоется и поплескает себе на шею, я наконец-то прополоскал рот. Елена, как только мы вошли, быстро отложила на подоконник книгу. Я успел прочитать название и был немного удивлён выбором девушки - "Копи царя Соломона" сэра Хаггарта. Она явно жаждала подробностей. Мартьян на вопросительный взгляд сестры только развёл руками. Я тоже лишь покачал головой. - Пока не могу сказать ничего определённого. А барана и задранных овец, я так полагаю, сожгли? - Да, - закивал Мартьян. - Сначала хотели спалить вместе со срубом, но побоялись устроить пожар - дождей уже с неделю не было. Потом позвали батюшку и всё там освятили. Завтра, с утра пораньше, пока нет жары, съездим сначала к реке, а потом поднимемся в горы. - Брат, а ты не думаешь, что Даниилу Сергеевичу стоит хотя бы дать отдохнуть с дороги? - Елена быстро глянула на меня, задержав взгляд на лице. - Вы точно себя хорошо чувствуете? - Я плохо переношу жару - отвык. В Гатри такая погода бывает редко. Но сейчас со мной всёв порядке. Мартьян присел напротив Елены, приглашая сесть рядом. Она потянулась ко мне и поставила на скатерть полупрозрачную фарфоровую чашку, откуда пахнуло жимолостью и мёдом. - Даниил Сергеевич, вы же не кушали сегодня, получается. Угощайтесь! Курить хотелось намного больше, чем есть, а трубку я так и не нашёл. Возможно, и вовсе оставил в поезде… Я оглядел заставленный стол - пока нас не было, Елена успела превратить обычное чаепитие в поздний ужин. Пирожки с ягодными начинками в одной тарелке, с мясной начинкой в другой, брынза, черный хлеб и петрушка. В заварочном чайнике сквозь фарфоровые бока просвечивал чай, в высоком кувшине рубиновыми бликами отражал свет лампы вишнёвый компот, и желтовато-белые сливки поблёскивали в глубокой миске. Я положил на блюдечко ягодный пирог и с удовольствием выпил чай практически залпом.